Сообщение о тем, что в Санкт-Петербурге скончался один из авторов «Ренессанса», замечательный поэт Марк Захарович Гордон, пришло неожиданно. Только накануне вышел семнадцатый номер журнала, и я с восторгом читала по телефону друзьям великолепные стихи Гордона о комете, недавно посетившей нашу планету, такие точные, мудрые и горькие. В четырнадцатом номере тоже публиковались отличные стихи Марка Захаровича и поздравление с его 85-летием. Конечно, его возраст впечатлял, но в самом Марке Гордоне было столько интереса к жизни, в стихах он так отзывался на самые животрепещущие темы современности, что казалось — его хватит надолго. Невольно вспомнились строки Александра Гитовича:
|
Дружите с теми, кто моложе вас, А то устанет сердце от потерь… |
Но друзей выбирают не по возрасту, а совсем по другим признакам — прежде всего, по признаку духовной близости. Поэтому Марк Захарович целых двенадцать лет был одним из самых близких моих друзей, как и его жена, кинорежиссер и художник Фаня Львовна Вязьменская (графический портрет Марка Гордона ее работы опубликован в № 14 «Ренессанса»). Их я, как, впрочем, все многочисленные друзья, не могла воспринимать отдельно, и ласково называла «Мифы» (Марк и Фаня). Действительно, в этом союзе, в их исключительном понимании и дополнении друг друга, было что-то удивительное, почти нереальное…
Однажды, пять лет тому назад, приехав на Ахматовскую конференцию, я в очередной раз была у них в гостях, Фаня Львовна сидела за мольбертом и поправляла руку в портрете Николая Гумилева, который собиралась подарить мне. Марк Захарович читал нам свои переводы с французского (а переводчиком он был отменным). Рядом был стол, уставленный угощениями, которые Фаня Львовна приготовила в честь гостьи. И вокруг, во всей обстановке, была такая удивительная гармония, что я сказала: «Вы даже не знаете, какие вы счастливые!», на что Марк Захарович ответил с доброй улыбкой: «Я — знаю».
Он не был баловнем судьбы. Врач по профессии, он не был равнодушен к чужим страданиям. Всю войну проработал во фронтовом госпитале. С юности увлекся поэзией, знал её, как немногие, писал стихи точные и ёмкие, а печатался редко: никогда не занимался «пробиванием» своих произведений. Зато ни одна его публикация не проходила незамеченной подлинными ценителями поэзии… В последние годы жизни стихи стали печатать чаще — даже в знаменитом нью-йоркском «Новом журнале». Вышла тоненькая, но яркая книга стихов Гордона — «Шар железный». И всё же многие хорошие стихи остались за её пределами.
Выходили книги друзей, Марк Захарович от души радовался за них, не испытывая и тени зависти. Он был известным библиофилом, собрал уникальную коллекцию «забытых поэтов» начала века. Особенно любил и знал творчество Николая Гумилева, выступал в различных аудиториях Санкт-Петербурга с лекциями о нём, делал интересные исследования, писал прекрасные стихи.
Поражала щедрость, с которой он дарил «в хорошие руки» книжные раритеты. В моё «Ахматовское собрание» подарил несколько очень ценных книг, в том числе, и «Белую стаю» Анны Ахматовой с ее автографом.
Вообще их семья удивляла тем, что в наше время, когда так нелегко приходится пенсионерам, они не только не жаловались, но утверждали, что им живётся хорошо: для Марка Захаровича возможность безбоязненно писать о том, что он думает, была важнее материального благополучия (хотя он, как все жизнелюбы, любил вкусно поесть — и в последнем письме ко мне, написанном за три недели до кончины, слегка упомянув о своей болезни, восклицает: «Фанечка кормит меня удивительно вкусными блюдами из кабачков!»).
Каждый раз спрашивал, какую новую книгу я бы хотела иметь, и по возможности дарил её мне. Я тоже хотела его чем-нибудь порадовать, поэтому вечно искала «оказию» в Санкт-Петербург, с которой можно передать книгу или альбом. Сначала я чувствовала неловкость, давая такое поручение иногда совсем незнакомым людям: Гордоны жили на окраине города. Но потом убедилась, что все, кто у них побывал, благодарны мне за это, потому что узнали эту необыкновенную семью.
Года полтора тому назад я вынуждена была обратиться к Марку Гордону с просьбой: вжурнале «Нева», втрёх номерах, готовилась публикация третьей книги Лидии Чуковской об Анне Ахматовой, а на Украине этот журнал нельзя было выписать. Я написала, что если Марк Захарович может мне оказать такую услугу, я с благодарностью пришлю деньги. В ответ пришло двустишие:
|
Нет, Дусенька, у нас купюры не в почёте: Пришлёте нам стихи — и будем мы в расчёте. |
Писал он много, мастерски и, как мне кажется, легко: почти в каждом письме были его новые стихи…
В эти дни резко похолодало в Киеве. Для меня это связано не только с осенью, но и с тем, что не стало Марка Захаровича Гордона, человека, излучавшего тепло.
Сентябрь 1997, Киев
