"О Рим! Ты — целый мир…" |
Гёте |
Этим городом восхищались такие люди, что, ей богу, не стоит состязаться с ними. Здесь жили Гёте и Стендаль, Монтень и Пуссен, Китс и Шелли, Байрон и Гоголь, Александр Иванов и Зинаида Волконская. Здесь, в Риме, были написаны «Мертвые души». Не знаем, читал ли Гоголь Байрона, держал ли в уме, выбирая название для своей поэмы, его слова: «О Рим! Ты — мое отечество, город душ…», но души у Байрона — явно живые, а не мертвые…
Однако и Вечный город меняется, тем самым всегда оставляя место для беглых наблюдений и непритязательных путевых заметок. Наши — могут оказаться полезными, во всяком случае для тех, кто, подобно нам, отправляется в Рим впервые. Начать с того, что полет из Лондона в Рим — в оба конца! — обошелся нам по 45 фунтов на нос… нет, лучше — на душу. Невероятно, но факт; говоря словами поэта, «Вот до чего достигло просвещенье!» Такие непостижимые цены предложила компания Go, дочернее предприятие старой солидной фирмы British Airways, и мы поняли, что при всём безденежье упустить такой случай нельзя. Правда, в самолете не кормят, — ну да что это за беда! Не хлебом единым жив человек, — или, во всяком случае, его душа…
Два с половиной часа лету — и вы в Риме, в который ехали всю жизнь… Каково же ваше первое сильное переживание? Забастовка. Водители автобусов требуют повышения зарплаты. Тут вы вспоминаете, что в самолете вам предлагали билеты на заказной автобус авиакомпании, по семь фунтов в оба конца: до центра Рима и оттуда же в аэропорт Ciampino в день отъезда. Но вы решили сэкономить. Вы слышали, что крохотный Ciampino — в двух шагах от города, да и сам Рим невелик. Действительно, езды до ближайшей станции метро Anagnina — 15 минут, а билет на автобус стоит меньше евро, — но экономия пошла прахом, приходится брать такси (в складчину с симпатичной молоденькой негритянкой Катей из Кембриджа), а за такси платить 25 евро на троих.
Дальше — больше. Водитель такси оказывается художником-любителем, — и тут же, без отрыва от производства (но с отрывом от баранки) начинает показывать нам свои работы. Зовут его Альдо Альтобелли. Нашего итальянского хватает ровно на то, чтобы истолковать эту фамилию как "высокая красота", но сам он — маленький, тощий, лет 65-и, в жидких усах и бакенбардах, и уж во всяком случае не красавец. Да и работы его, выполненные в духе русских ярмарочных лебедей, мягко говоря, странны для города, в котором творили Рафаэль и Микеланджело. O tempora, o mores!.. Всё вырождается… А глаз у Альдо наметанный, он оказывается физиономистом и немедленно классифицирует нас как писателей. На прощанье таксист-художник
Вообще же транспорт в Риме дешев. Недельная карточка на автобус, метро и трамвай не требует фотографии и стоит всего 14 евро. Автобусы вполне пристойны, но, разумеется, всегда переполнены, — другого и не ждешь от города душ, изрядную часть населения которого круглый год составляют приезжие. Римское метро можно в счет не брать: это — всего две линии с двумя, много — с тремя десятками станций. Ни в автобусе, ни в трамвае, ни в метро ничего не нужно предъявлять, так что Рим — сущий рай для зайцев. Контролера мы видели за неделю всего один раз…
Что же до senso unico, то это — умилительный образчик из серии ложных друзей переводчика. Весь Рим утыкан указателями с этой надписью — и можете не сомневаться, что, следуя указателям, вы незамедлительно наткнетесь на что-нибудь потрясающее, особенно если вы неравнодушны к античности и архитектуре. Одним словом, уникальные переживания вам обеспечены, но senso unico означает по-итальянски всего лишь одностороннее движение, весьма частое на узких улицах Рима.
Когда теплым солнечным вечером вы, свернув с Корсо, выходите, наконец, к фонтану Треви (вы мечтали об этом мгновении всю жизнь), вам немедленно передаётся царящая тут атмосфера праздника, — ибо крошечная площадь полна ликующего, радостно возбужденного народу. На ступеньках и перилах ограды фонтана, вместе образующих нечто вроде амфитеатра, люди сидят — и смотрят, смотрят, как на театральное представление, на дивный мраморный ансамбль с конями и тритонами, на низвергающуюся в бассейн воду, "девственную воду" из акведука Агриппы, которая считается самой вкусной в мире.
(Незачем говорить, что мы прихватили с собою из Рима пузырек с этой водой и теперь наливаем ее избранным гостям, по пятидесятиграммовой рюмке — хоть и усомнились в ее вкусовых качествах…) Весь ансамбль фонтана — мощь и красота, но мощь всё-таки отраженная, это не сам Бернини, а его школа, мощь, к тому же, вторичная, итальянцам очень уж хотелось всячески подчеркнуть свою связь с древними римлянами, небольшим, но самым сильным племенем античности.
Чего вы в первый момент не замечаете, так это скромной аптеки, теряющейся среди лавок, кафе и ресторанов площади Треви. А заметить ее стоит. Надпись над нею гласит: Antica Farmacia Pesci / Fondata nei 1552. Даже для Англии, с ее любовью к традициям и преемственности, такая старина удивительна и драгоценна, — но у вас просто дух захватывает, когда вы узнаете, что все эти четыре с половиной столетия аптека принадлежит всё той же основавшей ее семье Пеши. В этом — ключ к понимаю деловой жизни Рима, если не всей Италии. Например, в городе, во всяком случае — в его центре, нет ни одного супермаркета, сплошь — лавчонки, и все они — семейный бизнес. А там, где главенствует семья, — там и коррупция, и блат, и непотизм, в конечном же счете — мафия. К чему закон, если всё можно решить по-семейному? Недаром ведь и cosa nostra переводится с итальянского как наше дело. Потому-то в Италии так трудно получить статус иммигранта. Своим — всё, чужим — ничего. Точнее, ничего без взятки. Говорят, что взятка нужна даже для получения пенсии по старости…
Разумеется, и крошечные дешевые пансионаты, рассчитанные на туристов невысокого пошиба вроде нас, — тоже всё сплошь семейные предприятия. Расположены они во множестве вокруг центрального железнодорожного вокзала (Stazione termini). Во главе каждого — строгая и ворчливая сеньора, журящая постояльцев как малых детей за пролитый на скатерть кофе. Обычно она ни слова не говорит по-английски, притом что ее сын или дочь, занятые в том же бизнесе, на этом языке говорят. Цены даже перед католической пасхой оказались умеренными. В первом пансионате ("Червиа", на виа Палестро) мы платили меньше 40 евро, во втором ("Джамайка", виа Маджента) — 45 евро с завтраком. Но это — комнаты без душа и даже без уборной, которые, соответственно, общие на несколько комнат. В самом деле: к чему уборная в соседстве с Колизеем и Сикстинской капеллой? Не роскошь ли это? Туристы ведь всё равно будут приезжать и платить. Да и нужны эти излишества цивилизации только для слабых душ, — ведь говорил же лётчик Валерий Чкалов, что небо перестало быть стихией сильных в тот день, когда в самолете появилась уборная…
Пушкин и Федерико Гарсиа Лорка, пусть и очень по-разному, воспели цыган, — однако бедному путешественнику, бедному одновременном и деньгами, и временем, право же, не до поэтизации этого древнего индоевропейского племени. Цыган в Риме полно. Они попрошайничают, навязчиво продают игрушки и цветы — и, разумеется, воруют: таков испокон века их честный бизнес, вполне согласный с их игровой, артистической и авантюрной натурой. Мы чуть не поплатились: цыганенок лет десяти не слишком ловко лез в сумку, и было это в битком набитом автобусе. Вообще, карманников в Риме много, и переполненный транспорт — то самое место, где они орудуют с наибольшим успехом.
Другая опасность — сумасшедшее уличное движение. Правила не соблюдаются; водители, словно бы руководствуясь пунктом армейского устава, действуют по обстоятельствам. Мы видели сбитого машиной человека. Вокруг, почесывая в затылке, стояли полицейские, — но движение не было перекрыто, машины не сбавляли скорости, и туристы (новые потенциальные жертвы) проходили мимо, глазея на театр Марцелла и вовсе не замечая поверженного.
Особенность римских граффити — обилие серпов и молотов, часто в зеркальном развороте. Рим — всё еще цитадель коммунизма. При нас в дорогой гостинице проходил съезд коммунистической партии — или, быть может, партий, потому что итальянские коммунисты плохо ладят друг с другом, и их партии то и дело раскалываются. Запомнился нам афиша с портретом вождя истинных коммунистов (официальное название одной из партий) Фаустино Бертинотти: холеное лицо, дорогой костюм, явно сшитый у английского портного. В тот же день видели мы демонстрацию: около трехсот молодых людей обоего пола с закрытыми ниже глаз лицами маршировали по мостовой виа Тритоне, по пути разбивая витрины магазинов. Один молодчик с дубиной кинулся из колонны в нашу сторону (мы стояли под балконом, прячась от дождя) и прямо перед нашим носом разбил вдребезги застекленный стенд газеты Il Messaggero, — левого, кстати говоря, издания, существующего с 1878 года. Мы заслонились от летевших осколков. Другой вывел прыскалкой на колонне слово Morte (смерть). Разумеется, парадный коммунизм открыто не признает этих боевиков своими, но, как мы слышали, исподтишка подкармливает и поощряет их.
На стене нашего первого пансионата мы прочли слова: Il communismo non si discute si combate, — мол, нечего болтать о коммунизме, нужно за него сражаться. Неподалеку, перед монументальным (хотя и безвкусным) фасадом вокзала, присев на корточки на газоне, среди бела дня справляла нужду цыганка.
Целых 45% всех каталогизированных произведений мирового искусства приходится на Италию. Всего золота мира не хватит, чтобы купить их разом. Если бы все американцы в одночасье отдали всё, чем владеют, от атомного оружия до нижнего белья, — денег бы не хватило. Мощь и богатство третьей итальянской империи (считая папство за вторую), — империи Леонардо и Бернини, Микеланджело и Брунеллески, — не поддается никому описанию или измерению. Но начиналась она робко и трогательно, — в ту отдаленную пору, когда Римом (по крайней мере номинально) управляли из Константинополя. Поэтому невозможно без умиления видеть наивные, еще византийские мозаики XII века в церкви Санта-Мария ин-Траставере: вы словно бы присутствуете при сотворении мира. На них — пророки Исайя и Иеремия; Христос в образе агнца с нимбом, к которому стекаются агнцы обычные, нимбом не увенчанные; и символические изображения евангелистов: Иоанн — орел, Марк — лев, Лука — бык, человеческий же образ оставлен только Матфею. Справа перед алтарем — икона маслом по дереву с ликом Христа, в руках у которого — книга, писанная кириллицей…
Дома Алексея Божьего человека мы не видели, зато видели могилу св. Кирилла в церкви св. Клементия: того самого Кирилла (827-869), который на основе греческого и еврейского алфавитов создал кириллицу и глаголицу. Над могилой — доска на церковнославянском: "Святым равноапостольным Кириллу и Мефодию от русского народа" (приводим в современной транскрипции). Подобные же доски — от болгар, украинцев и македонцев.
В газетном киоске на площади Республики продаются "Литературная газета" и "Литературная Россия" — по два с лишним евро.
В жилом доме по улице Палестро размещается русская православная церковь, а при ней — квартиры, в которых обитают наши бывшие соотечественники. Одна чудесная семья оказала нам гостеприимство. Таня Лиховидова и Александр Сергиевский живут в Риме давно, свободно говорят по-итальянски и за умеренную цену водят экскурсии по Вечному городу.
О Ватикане и соборе св. Петра — в следующий раз… Да и нужно ли? Нужно другое: во что бы то ни стало побывать там. Даже если вообще Рим вам не по карману…
7 апреля 1999, Лондон
газета Лондонский курьер 9 апреля 1999.