Немолодой, сломленной обстоятель­ствами женщине, вчераш­ней из­вест­ной певице, пре­быва­вшей не у дел, случай­ная знако­мая, на­ходясь в состоя­нии транса, пред­рекла:

— Когда ты будешь старой, твой голос вернется!

И предсказание сбылось — вопреки всякой вероятности и здравому смыслу! Случилось это в Лондоне, с русской певицей Кирой Максимовной Вэйн. Она опять знаменита, как в дни своей молодости. Известная фирма выпустила компактный диск, на котором звучит ее чудесный, глубокий голос (а певице — за восемьдесят!). Пользуется успехом книга ее воспоминаний «Возрожденный голос» (Kyra Vayne. A Voice Reborn).

Держа всё это в уме, я с некоторой робостью переступила порог квартиры в лондонском районе Вест-Кенсингтоне. Но встретили меня приветливо. Хозяйка оказалась на редкость располагающей и уж никак не надменной женщиной. Тщательно, с изыском, причесанная, с аккуратным и эффектным макияжем, одетая с некоторой артистической небрежностью, она показалась мне совсем не старой. А ведь она родилась за полтора года до Октябрьской революции!

— Да, именно так… Мои родители были из обрусевших немцев. Жили мы в Петербурге, на Невском, и были богаты, но после революции, разумеется, всё потеряли и оказались в Лондоне. Сначала дела шли неплохо, отец работал в банке, но потерял работу в год великого кризиса, в 1929-м. Приходилось жить на то, что мама зарабатывала уроками музыки…

— Скажите, а петь вы начали еще в России?

— Нет, уже в Англии, лет в двенадцать… Моя мать была замечательной пианисткой и с детства приобщала меня к музыке, но я оказалась плохой ученицей… Мы приехали в 1924, радио еще не было, но когда я подросла, оно появилось. И вот я стала дома напевать услышанные по радио церковные песни. В шестнадцать я уже пела в русском клубе, а потом в церковном хоре…

—Вас учили пению?

— Мало. Настоящее учение нам было не по карману, да и отец злился на меня, считал, что я должна получить профессию. Но я бросила стенографию, подрабатывала в музыкальной комедии и варьете и сама платила за уроки. Приехал сюда Никита Балиев, руководитель московского театра-кабаре «Летучая мышь». Он и здесь создал театр такого типа, я поступила к нему, и мы много ездили. Я там была единственная британская исполнительница! А псевдоним взяла — Кира Вронская. Но в 1936 году Балиев умер, и ревю перестало быть русским… Я там набралась разнообразного опыта, в частности, научилась играть на сцене, не только петь. Но когда началась война, псевдоним пришлось сменить. Он воспринимался как русский, а после того, как Гитлер со Сталиным разделили между собою Польшу, британцы стали коситься на русских… Тут я и стала Кирой Вэйн.

— Должно быть, война прервала вашу карьеру?

— Нет, отчего ж… Я пела для солдат. Была специальная концертная бригада для выступления перед фронтовиками. А в 1941 году в Лондоне открылась новая русская труппа. Ставили «Сорочинскую ярмарку». Желающих приглашали на прослушивание для хора. Но меня взяли не в хор — а в качестве дублера на две основные партии. Вскоре я уже пела обе эти партии в лондонском «Савойе»!

— Притом, что вы — практически самоучка?!..

— Да… но, знаете, у меня был потрясающий инстинкт, я всё схватывала на лету. И слух, конечно, очень хороший. А ведь конкурировать приходилось с Одой Слободской и другими известными в то время певицами… И память у меня замечательная. Мне почти не требовались репетиции.

— А как дальше развивалась ваша судьба?

— В сущности, от успеха к успеху. После войны я часто выступала за рубежом…

— Кстати, много ли языков вы знаете?

— Нет, только итальянский, английский и русский. По-французски и по-немецки я не говорю, но довольно хорошо пою. Вообще языки для пения выучиваю легко. Здесь помогает моя музыкальность. Для меня музыка и слово — одно целое. Недаром я и петь могу сразу, с листа, и всегда с верной интерпретацией, что далеко не всем даётся. Я чувствую оттенки слов — и словно картинку раскрашиваю.

— Но вернемся к вашей курьере…

— Что ж, я пела в Барселоне, в Брюсселе — в «Евгении Онегине», это одна из моих лучших ролей, — в Канаде, США, Голландии. Ирландии, Югославии, скандинавских странах. Особенно памятны мне выступления в Италии, во Флоренции и Риме. В Лондоне я пела с самим Тито Гобби, с Беньямино Гильи, с Карло Бергонци, Джанни Раймонди… Пела и в Альберт-холле с Борисом Христовым… Я исполняла главные партии в «Тоске», «Силе судьбы», в «Трубадуре»… Но в 1957 году всё рухнуло в одночасье. Из-за финансовых проблем покончил с собою мой импресарио, — и я осталась без гроша. С другими антрепренерами — дело у меня не пошло. Одни просили слишком больших денег, другие — слишком тесной дружбы… И я пошла в секретарши! Но приглашения не прекращались, были и ранее заключенные договоры, я ездила петь и за рубеж. Так я продержалась до 1965 года, и тут решила: хватит! Подарила свое пианино обществу слепых, а платья — в драмкружок одной из больниц. Драгоценности продала в королевскую оперу в Ковент-Гардене. Добавила себе еще одну профессию: научилась реставрировать антикварный фарфор…

— А как же пророчество? Когда оно прозвучало?

— За два года до этого. А осуществилось — в 1989 году. Меня вдруг заново открыл Борис Надан, продюсер Русской службы Би-Би-Си. Мои записи буквально ошеломили его. Он с уверенностью сказал, что меня ожидает шумный успех, — стоит только издать их. Так и случилось, но уже после его смерти. По обе стороны Атлантики люди спрашивали себя: как это был потерян из виду такой талант?! Но самое поразительное — чему я и сама теперь с трудом верю — это то, что мой голос вернулся буквально! Последний диск я записала в возрасте восьмидесяти одного года, и запись имеет успех!

— Я слышала эту запись — и совершенно потрясена силой, гибкостью и молодостью вашего голоса! Но скажите: что происходит с оперой? Часто приходится слышать, что это аристократическое искусство умирает в наш суетный век…

— Вот уж не думаю так! В Англии сейчас на оперу такой спрос, что волосы дыбом становятся! В мои годы было всего три труппы, и в две иностранцев не брали. Прочим певцам оставались жалкие любительские спектакли — и больше ничего. А сейчас в Лондоне — 140 трупп! Но верно и то, что опера как-то мельчает. Опростилась она, что ли, подешевела … Все теперь только о деньгах думают…

— Стало быть, качество всё же упало?

— Трудно сказать… Есть масса потрясающих голосов, такие звезды, как Георгиу… Посмотрите на певцов из России: какие таланты! При коммунизме голоса были некрасивые, прямолинейные… А теперь! Возьмите хоть Бородину или Горчакову. Беда только в том, что очень уж они торопятся — и слишком скоро убивают свой талант. Но есть и большие дарования, для которых не находится места. Все зависит от связей, от того, кто ваш агент…

— А что вы думаете по поводу поп-музыки?

— Не выношу ее! Не понимаю, как люди могут называть это музыкой.

— Вы бывали в России?

— Была два раза. Первый раз — 25 лет назад, еще до перестройки. Но меня напугали в британском министерстве иностранных дел. Сказали: как только вы ступите на русскую землю, вы будете русская, британский паспорт вас не защитит. Поэтому я была счастлива, когда поездка благополучно закончилась, и я вернулась в Англию. А после перестройки у меня был короткий, но очень интересный визит в Россию.

— Какой язык для вас роднее — русский или английский?

— Русский я обожаю! Но мне не хватает практики. Читать мне легче по-английски.

— Есть ли у вас какие-нибудь увлечения?

— Я люблю готовить и принимать гостей. Я очень хорошо готовлю! А еще — люблю животных. И у меня живут два замечательных кота.

(Я беседовала с Кирой Вэйн за два с небольшим года до смерти певицы, скончавшейся 1 декабря 2001 года, в возрасте 84 лет.)

10 сентября 1999, Лондон

газета ЛОНДОНСКИЙ КУРЬЕР, 13 сентября 1999.