Водителей было двое: Боря и я. Нина и Лёпа этого искусства "не превзошли", хоть и учились. Выехали мы из Лондона не поздно, часов в семь утра, с тем, чтобы подышать воздухом Франции и в тот же день вернуться. Не только подышать, конечно: сыры там не в пример английским и по качеству, и по ценам. Их больше трехсот наименований. В каждой деревне — своя культура. А вина какие дешевые! Веселила и другая дешевизна. Паро́м в оба конца на однодневную поездку (машина плюс пассажиры) стоил всего 10 фунтов.
Вспомнили "молодое бужоле", бордо, ронские вина…
Нина рассказала, что еще совсем недавно в Британии вообще вин не пили: знали только пиво, эль да виски.
— Французы создали женщину и обед, — несколько невпопад вздохнул Лёпа.
Болтали без умолку. Обыгрывали на все лады название французского города:
— О-кале-вать едем!
Нина вводила нас в тонкости французской кухни, в которой она — знаток. Ее рассказы звучали как поэма: суп дебюси, картофельная запеканка дофинэ, лотарингский пирог со шпиком, омар в томатно-коньячном соусе, фаршированная скорпена…
— А еще есть эпиграмма из ягненка! — добавила она торжествующе.
— Нет ли у них, случаем, анекдота из медвежатины? — осведомился Лёпа.
— Во Франции всё есть! — парировала Нина.
Тут же принялись импровизировать: жил в Кале один ягненок, был по части рифмы тонок, эпиграммы сочинял — и котлеты начинял… Ягненок был ни бэ, ни мэ, но крут по части буриме… Ягненок угодил под нож за то, что слогом был хорош… Увезли в больницу маму! Мама съела эпиграмму…
— Олухи вы, — сказал Нина. — Истории не знаете. Жила-была маркиза Плюбарри… или что-то в этом роде… А может, Савойская…
— Завойская… нет, Завойчивая, — поправил Боря.
— Неважно. И вот в одном приличном доме она слышит: "Вчера нас попотчевали такими потрясающими эпиграммами!" Возвращается она домой и говорит повару в страшном гневе: "Чтоб завтра же подал мне эпиграммы! У всех есть, а я и не пробовала!" Повар: "Слушаюсь-с, мадам!" Ну, и сочинил эпиграмму из ягненка. С маркизами шутки плохи.
— Дубарийская маркиза ела тюрю из каприза, — донеслось с заднего сиденья.
Одним словом, не скучали.
Мы с Борей менялись за рулем и доехали до Дувра без приключений. Паром оказался многоэтажным гаражом-рестораном наплаву. Пребывание в его недрах — одно из удовольствий таких поездок. За бортом стихия, а салонах простор и уют. Можно и на палубы выйти. Ходу всего 45 минут, не успевает надоесть.
Лёпа занудно пересказал историю Кале. Город, мол, известен с X века, до этого был рыбацкой деревушкой с удобной гаванью, отсюда Цезарь отправился завоевывать Британию. Два века город принадлежал англичанам — после битвы при Креси в августе 1326 года.
— А то мы не знали! — вставила Нина.
Лёпа продолжал бубнить в мечтательном трансе:
— Кале продержался одиннадцать месяцев, Эдуард III взял город измором и заселил англичанами… Город-то, в сущности, нашенский… и недалеко… И Нормандия наша. Да что, Плантагенеты всей Аквитанией владели, вплоть до Гаскони… до Пиренеев…
Вспомнили Родена и его знаменитую бронзовую группу "Граждане Кале" — это о том, как голодающие граждане Кале решили, наконец, не уронив достоинства, сдаться Эдуарду.
— Англичане побеждали не числом, а уменьем, — сказал Лёпа, когда мы уселись у окна с пивом и сэндвичами.
— Держи ноги в тепле, а голову в холоде, — возразила Нина. Но он не унимался:
— Потом французы называли эти земли Pays Reconquis, отвоеванной страной. Гордились. А ведь Столетняя война — сплошные поражения французов! Спасибо, Жанна д'Арк выручила.
Не успели оглянуться — уже пирсы Кале справа по борту.
В Кале за рулем был Боря как водитель более опытный, — всё же по неправильной стороне ехать! Вспомнили, что чуть не вся Европа еще недавно ездила по левой стороне. В Швеции на правостороннее движенье перешли только в 1960-е годы, а в Чехии — во время гитлеровской оккупации ("в этом была единственная правота нацистов", — пояснил Боря).
Нет, ничего английского в Кале не осталось! Совсем другой стиль. Зато теперь, похоже, французы здесь в меньшинстве. Прямо видно, что этот портовый город живет воскресными набегами британцев. Уже из машины мы слышали английскую речь на тротуарах и площадях.
Вот и знаменитая ратуша со старинной башней.
— Колежцы — или как их там? — околевали с голоду. И мы начинаем! Скорей бы в ресторан! — сказал Боря.
Такова была еще одна цель поездки — сходить во французский ресторан. Англичане, известное дело, готовить не умеют, любой продукт испортят. Зато французы!
Но тут весь наш замечательный сценарий рухнул…
Выезжаем на площадь перед ратушей, где "Граждане Кале" стоят, а там — свадьба: молодая в фате ко входу в ратушу направляется, вокруг нее расфранченные французы и француженки. И надо же было мне сказать: "Давайте посмотрим!" Любопытство погубило. По пословице Curiosity kills the cat. Потому что при входе в ратушу я зацепилась ногой за высоченный порог и упала, да так удачно, что когда встала, безымянный палец на левой руке был буквой Г, две фаланги смотрели в сторону — в сторону Лондона, куда-то на северо-запад, намекая, что нужно возвращаться…
— Не окалели, а покалечились, — сказала я сквозь слезы.
— Не теряй надежды! — подбодрили меня.
Прощай, ресторан, сыры, вина…
Три часа провели в поисках поликлиники и в очереди к врачу, объяснялись на смеси английского с французским, оценили тамошнюю медицину: уж точно лучше нашей NHS. Положили мне палец в пластиковый лубок и объяснили, что когда вернусь в Лондон, мне должны операцию сделать. (Как бы ни так, сделали мне операцию наши британские костоправы! Уговорили, что сойдет и без операции. В итоге у меня до сих пор верхняя фаланга пальца не сгибается.)
А как домой возвращаться? Ведь я же за рулем! Боре нужно отдыхать время от времени…
Нет, решила я, проявлю мужество. Не всегда оно женщине не к лицу. Мы же на земле Жанны д'Арк, в конце концов! У Вольтера она одновременно и женственна (в нее двое влюбляются до потери сознанья), и мужественна (одного из них она закалывает). А как она цепи на себе разрывает, как мечом разит! Вот и я попробую.
— Жуковский презанятно перевел эту вещицу, — буркнул Лёпа. — У него там фигурирует граф Салисбури! Это он так "Солсбери" прочел. И вместо Креси — Креки…
Короче, собралась я с духом и решила не до конца портить другим настроение, а делать всё как все. И пошли мы по магазинам, и накупили сыров и вин. И даже в ресторан успели. Нина с Борей уже бывали в нем. Она сходу заказала шарантские мидии, он — телятину под соусом из рокфора, а Лёпа, почесав за ухом, — бордосский антрекот с костями.
— И чтоб well done было! — строго сказал он официанту. Тот в ответ посмотрел на него с нескрываемым сочувствием.
Я же опять оказалась спицей в колеснице. Над меню глаза разбежались. Айнтопф из барашка с белой репой… курица в горчично-сырном соусе… треска в яблочном вине… озерный голец в белом масляном соусе… паштет из утки с вишней… петух в красном вине… пулярка с трюфелями в свином пузыре… Тысяча и одна ночь! Остановилась на треске (она не подведет!) — и никогда не забуду этого чуда под винным соусом!
На английской земле я героически вела машину условленную часть пути. Ни разу не пожаловалась. До дому добралась, когда было уже темно. И тут выяснилось, что приключениям еще не конец.
Пес дворянской породы (помесь лабрадора со спрингер-спаниэлем) по имени Федя был оставлен в Лондоне соседке, милейшей семидесятилетней Хелен Дэйвис, которую никак не назвать старухой. Стройная и молодящаяся, отменная пловчиха, недавно проплыла в пользу какой-то благотворительной кампании целых три мили в местном бассейне; и boy-friend Ролф при ней.
— Не беспокойтесь! С собаками я обращаться умею. У меня всю жизнь были собаки, — уверяла леди, мельком взглянув на Ролфа.
— И зачем это вам во Францию? — поинтересовался тот. — Мы вот с Хелен никогда за границей не были.
— ?!..
— А зачем? Нам и здесь неплохо…
Словом, пса я оставила со спокойной душой.
Вернувшись, подхожу к двери Хелен с коробкой французских конфет, стучу дверным молотком — ответа нет. Может, я слишком поздно? Да нет, без четверти десять. Может, у Ролфа? Но в окнах свет!
Стучу опять. Проходит две минуты, три… Я уже поворачиваюсь — и тут слышу слабое: "I'm coming!.." Совсем не похоже на Хелен, всегда бодрую и громкоголосую!
Ждать пришлось еще минуты три. Вслушиваясь в медленные шаги по лестнице, я вспомнила фильм "Mushroom Picker" ("Грибник"), где снималась статисткой. Фильм был на русскую тему — кто же и собирает грибы на Западе? В один из драматичных моментов показана (с должным натурализмом) сексуальная сцена, героиня лежит (нет, даже сидит) сверху и истошным голосом взывает к партнеру: "I'm coming!.."
Но сейчас был не тот случай. Дверь отворилась, и я ахнула.
— Господи, что с вами, Хелен?!
Куда подевалась молодящаяся дама? Передо мной была старушка. Все ее лицо выражало страдание, подбородок был разбит в кровь, под глазом — громадный черный синяк, правая рука — на перевязи, и один из пальцев — в гипсе. В точности, как мой.
— Федиа меня уронил… — сообщила Хелен, силясь улыбнуться.
Вот тебе и собаководка! Но и то сказать: вторая кличка Феди — Неведомая Сила. Потому что очень сильно влечет. Иногда так, что на ногах не устоишь. Увидит другого кобеля — и пиши пропало. Меня однажды (мы как раз под горку спускались) буквально от земли оторвал; уж не помню, сколько я пролетела, а где гематомы были, не скажу… И вот теперь — соседку!
По счастью, в суд Хелен не подала, и мы даже не поссорились. Одно обидно: никак не могла я, сохранив игру слов, перевести для нее мою новую скороговорку: "ездили в Кале, не околели, но покалечились… да и вы туда же!"
2004, Лондон
